Иван Дорн: "Хочу до 30 взять Грэмми"

#@#

Как и прежде, Ваня не говорит о личной жизни. Принципиально. Полагая, что фанаты должны обожать его исключительно за творчество. А кого любит, с кем жарит шашлык и кому посвящает все свои песни – дело лишь узкого круга людей. Viva! выбрала золотую середину и поговорила с Иваном Дорном о мечтах и целях, популярности, адекватности и уроках дипломатии.

– Три года назад, когда ты стал победителем «Viva! Самые красивые», признался в интервью, что принял участие в гала-концерте только из-за мамы – она очень хотела побывать на этой церемонии. Сейчас, когда ты сидишь в тренерском кресле «Голоса країни 6», комментирует ли она твою работу?

Пока она не комментировала мою работу в «Голосі країни». Вообще-то она не донимает меня разговорами и советами, как и что мне лучше делать. Мама перестала быть активным наблюдателем, только в редкие моменты, когда действительно важно ее мнение, она может высказать свое мнение. 

– Ты сказал, что «Голос країни» круче «Х-фактора», в котором ты тоже судил молодые таланты. Почему?

В «Голосі країни» больше музыки, больше музыкального разнообразия. Меня привлекает его формат и подход к работе. Признаюсь, к «Х-фактору» мне было тяжелее адаптироваться. Здесь же я чувствую себя более свободно.

– Ваня, как ты считаешь, кто самый сильный претендент на победу в проекте?

Мне кажется, что сейчас говорить об этом рано. Проект слишком неожиданный, чтобы загадывать наперед.

– Что тебе дает участие в "Голосі країни"?

Мне всегда хотелось верить в то, что я могу быть полезен не только самому себе, а еще кому-то. Мне кажется, что песня, творчество, музыка – это хорошо. Но вот помочь "родиться" еще кому-то, открыть еще какого-то музыканта для меня было бы просто волшебной историей. Как раз такую возможность и дает этот проект. Я только здесь могу увидеть, услышать действительно талантливых ребят.

– На одном из эфиров ты сказал участнице, что она поет, как по книжке. Твои слова ранили девушку, и на следующем эфире она ждала твоего вердикта. Часто ли в обычной жизни ты обижаешь людей?

Наверное, часто. Раньше меньше. Сейчас я уже не такой толерантный, стал больше говорить правду в лицо. Что касается проекта, то от меня требуют правды, мне нет смысла юлить, рассказывая, что все молодцы, просто для того, чтобы быть доброй феей. Но в жизни я все-таки более лояльный, гибкий, готов идти на компромисс.

– Как считаешь, за эти три года, после взлета с песней «Стыцамэн», когда о тебе заговорили как о феномене, ты внутренне изменился?

Хочется верить, что мы с Дорнобандой стали смелее в плане музыки.

– А в личном? Ты стал более закрыт? Ведь с популярностью увеличился и круг людей, которые от тебя чего-то хотят. Ты стал более агрессивным или наоборот? Тебя не тяготит слава?

На самом деле как раз наоборот, я скорее даже зацементировал свой подход к жизни: на все я смотрю через призму какой-то легкости, что ли. К любым трудностям стараюсь относиться легко. Все нюансы, которые возникают во взрослой жизни, сложности в отношениях между людьми я пропускаю через эту призму легкости. У меня даже не бывает депрессий. Я их вижу только в каких-то американских документальных фильмах о здоровье, больше нигде.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Иван Дорн о девушках, славе и сексуальной ориентации

– Я думала, все творческие люди склонны к депрессиям.

У меня никогда такого не было, разве что «отходняк» после алкогольных вечеринок.

– Ты умеешь пить? Как часто можешь позволить себе расслабиться?

Умею. Но сейчас пью редко: врачи сказали, что мне надо чистить кровь. Поэтому не пью уже два месяца. У нас случались всякие вечеринки с алкоголем, но нельзя сказать, чтобы так уж часто. 

– Как считаешь, в музыке важны ограничения?

Мне кажется, это несколько глупый вопрос, ведь музыка – самая бурно развивающаяся индустрия в мире, наравне с медицинской и военной сферами. Музыка потому так быстро развивается, что в ней не существует рамок и границ, можно делать все, что хочешь. Ограничения присутствуют только тогда, когда музыка противоречит моему вкусу, когда я чувствую, что это не мое, она мне не нравится.

– Что нужно, дабы быть в профессии адекватным?

Мне кажется, надо быть честным. Не лебезить и не лукавить. Твоя позиция может многим не нравиться, но это будет честно. Когда же в глаза тебе говорят одно, а потом за кулисами о тебе другое…

– А как же уроки дипломатии?

Дипломатия – это не область лукавства. Это производное от честности.

– Я читаю твои последние интервью, мне кажется, ты стал более сдержанным в своих высказываниях. Раньше ты более сумасбродным.

Это правда. Просто я стал считаться с тем, что существует не только мое мнение, но и другие точки зрения, и я не вправе осуждать кого-то за то, что его взгляды не совпадают с моими. Мы все разные люди.

– О чем сейчас мечтаешь?

Мечтаю в последнее время о мире и душевном спокойствии.

– Как часто делаешь ревизию в своей голове?

Не часто. Иногда это происходит, как в детстве, когда тебя заставляют убрать в квартире. Вместо того чтобы собрать мусор в совок, ты приподымаешь уголок ковра и метешь все под него. Или сгребаешь одежду в одну кучу и заталкиваешь в шкаф. Вот я так же прячу свои проблемы где-то далеко, занимаю себя другими мыслями, а потом, когда приспичит, когда уже «тараканы» в голове бегают вовсю, начинаю выстраивать систему «уборки».

– У тебя есть какие-то дурацкие привычки, когда нервничаешь?

Да, во время интервью я всегда трогаю лицо. Всегда кручу волосы, затылок чешу, когда немножко переживаю, вот как сейчас. Еще могу грызть ногти, ковыряться в носу (улыбается).

– Существует вещь, которую ты боишься потерять?

Паспорт, наверное. Особенно перед вылетом.

– А на самолет когда-нибудь опаздывал? Ради тебя одного задерживали рейс?

Однажды, когда мы летели на закрытое корпоративное мероприятие для высокопоставленных лиц. Тогда из-за нас задержали вылет самолета.

– А вообще, ты можешь заставить человека долго тебя ждать?

Могу, но не специально. Просто потому что ему очень нужно со мной встретиться, а я где-то застрял. Вообще, не люблю опаздывать, чувствую себя очень виноватым. Мне кажется, что человек, который ждет, сидит и проклинает меня. Я прямо физически это ощущаю.

– Как считаешь, умный человек обязательно должен быть начитанным?

Мне кажется, это одно и то же.

– Почему же? Например, музыкант Сергей Бабкин не стыдится признаваться, что в жизни не прочитал ни одной книжки, но его нельзя назвать глупым.

Не знаю, я с ним не общался. Сам я люблю читать, но получается это не часто. За год книг пять читаю.

– Что заставляет твое сердце биться учащенно?

Любовь, музыка, волнения, страх. Когда перед выходом на сцену я еще не слышу зал, не знаю, какая там царит атмосфера, какое у публики настроение: мне придется воевать за ее любовь и внимание, либо она уже моя.

– Мне кажется, что публика, которая пришла на твой концерт априори твоя. Разве нет?

Не всегда. У меня своя планка восприятия концерта, а у публики – своя. Зрителям есть с чем сравнивать. Иногда я недоволен концертом, а ко мне потом подходят люди и говорят: «Это было круто! Лучшее, что мы видели». Ни фига себе, думаю, а для меня это самый отвратительный концерт в жизни.

– Когда говорят, что в жизни нужно попробовать все, обычно имеют в виду все разнообразие секса, наркотиков и алкоголя. Что бы ты хотел попробовать в жизни, кроме этого?

Застрелить кабана на охоте, управлять каким-нибудь огромным парусным кораблем, побить скорость звука на Земле.

– Скажи, хоть одна твоя детская мечта осуществилась, не считая той, что ты стал суперзвездой?

Я хотел иметь в своей коллекции автограф Фаррелла. В свой день рождения я был на его концерте в Париже и пожал ему руку. Удалось даже побывать с ним на одной сцене. А вот его автограф у меня не получилось взять лично, я купил его уже на eBay.

– Строишь планы на жизнь? Например, в 25 лет собрать Дворец спорта, а в 30 – отправиться в кругосветное путешествие?

Хочу до 30 «Грэмми» взять. Кругосветку тоже хочу совершить. Под парусом. Еще в планах – спуск по Днепру до Одессы, через все шлюзы, водохранилища, причаливая у берега вечерком, разбивая палатку. Это была бы репетиция кругосветки.

– Признайся когда ты последний раз говорил себе: «Ай да Ваня, ай да молодец!»?

Я самокритичен, не могу себе такого сказать.

– Ну, например, впервые пирог испек и после этого себя зауважал.

Кролика недавно тушил. Очень понравился всем, получилось вкусно. Но я не говорил себе «молодец», хотя был собой доволен. Мне, в принципе, нравится, когда день проходит плодотворно и я успеваю столько, что даже сам не ожидал. Когда появляется свободное время, стараюсь занять себя чем-то полезным, сделать то, что всегда откладывал на потом: разобрать почту, договориться о чем-то, что-то заказать, купить или починить.

– Скажи, с возросшей популярностью у тебя не появилась боязнь людей? Спокойно выходишь на улицу, идешь в магазин?

Боязни нет вообще. Мне в целом попадаются адекватные люди. Не все понимают, почему я отказываюсь со многими фотографироваться, но в основном все хорошо, негатива не чувствую. Да и потом, не все меня замечают. Если иду в магазин, очень быстро сливаюсь с толпой.

– Раньше ты говорил, что, как только у тебя появлялись признаки звездной болезни, тебя могли осадить мама или друзья. Кому сейчас позволено сказать тебе правду, если вдруг начинаешь вести себя неадекватно?

Звездная болезнь на самом деле очень растяжимое понятие. Она видна лишь со стороны. Ты сам ее не ощущаешь, об этом тебе могут сказать только другие. Внешне она проявляется в общении. Если кого-то что-то в тебе не устраивает, люди могут это воспринимать как звездную болезнь. Но это непосредственно их восприятие, у тебя же есть своя трактовка собственных действий. Ты не должен со всеми считаться, у тебя свое видение. Поэтому, мне кажется, звездная болезнь существует лишь в глазах других людей, которые остались недовольны или неудовлетворены тобой.

– Как ты думаешь, за что тебя любят?

Хочу верить, что за музыку. А мои друзья и близкие – за доброту.

– И часто пользуются ею?

Мне кажется, что система всепрощения, какого-то взаимообмена, открытости – это хороший путь к успеху. Не по головам. Это правильно. Я даже читал недавно статью о том, что создали шахматную программу, где запрограммировали несколько вариантов стиля игры, основанных на постоянной хитрости, обмане, защите, еще на чем-то. И вот победила та, которая была прописана как раз на всепрощении или взаимообмене, я точно не помню. Если это работает с машинами, то с людьми тем более. Да, в каждом из нас живет эго, которое мешает нам идти вот этим самым путем. Люди меры не знают, из-за чего начинается катавасия.

– Мне кажется, многие люди себя просто неадекватно оценивают.

Все зависит от воспитания.

– У тебя есть правила жизни, которых ты стараешься придерживаться?

Да, есть. Не бояться ломать себя. Не бояться падать.

– За последние три года насколько изменился твой круг общения?

Если говорить о старых друзьях, они все со мной. Да и новых тоже достаточно много. Много знакомств: каждый раз как теряешь телефон и вместе с ним контакты – знакомишься с новыми людьми. И так все время происходит обновление, но тем не менее есть какой-то «скелет», он существует с самого начала моей карьеры и до сегодняшнего дня.

– Но ведь часто бывает, что с друзьями детства с течением времени становится неинтересно, все меньше точек соприкосновения. Тебя жизнь кардинально меняет, а твой друг останется на том же уровне.

У меня подход такой: в друзьях видеть только лучшее, иначе их можно всех растерять. Если прикапываться ко всему, начинать анализировать «а вот этот так поступил, а тот от меня чего-то хочет», быстро лишишься друзей. Мы все не идеальны!

– Я читала, тебе однажды приснилась красивая музыка, но ты не хотел просыпаться, чтобы записать ее, а когда проснулся, уже не смог вспомнить ее. Часто к тебе во сне приходит музыка?

Со мной произошло такое однажды. Больше не снилась, но я бы с удовольствием вернул тот сон.

– Какой твой любимый запах?

Запах хвои, наверное, соснового бора.

– А любимый звук?

Звон колокольчика, который вешают коровам на шею, чтобы знать, где они пасутся.

СМОТРИТЕ: Фото Ивана Дорна, не вошедшие в журнал Viva!

Фото: Андрей Корень

Ирина Пикуля

Следите за нашими новостями в соцсетях: Viva! в Facebook и ВКонтакте